Об Артуре Артузове

Все новости, события, скандалы обсуждаются и комментируются здесь

Об Артуре Артузове

Сообщение Моргенштерн » 27 окт 2011 10:32

Глава из книги А. Шаваева и С. Лекарева "Разведка и контрразведка. Фрагменты мирового опыта истории и теории" (2003)

А.Х. Артузов

Ф. Ницше писал: «Быть моральным, нравственным, этичным - значит оказывать повиновение издревле установленному закону или обычаю. При этом безразлично, подчиняются ли ему насильно или охотно, - существенно только то, что это вообще делают».
1964 год. На телеэкраны страны Советов выходит многосерийный телефильм «Операция "Трест"». Широкая общественность впервые узнает о крупном чекисте, соратнике Дзержинского - Артуре Христиановиче Артузове.
Артур Христианович Фраучи (Артузов) не случайно был популяризирован в «послеоттепельские» 60-е годы благодаря заказному от КГБ при Совете Министров роману Льва Никулина «Мертвая зыбь» и его телеверсии «Операция "Трест"»„ где Артузова талантливо, остро сыграл Армен Джигарханян. Практически одновременный выход в свет двух произведений - литературного и кинематографического ознаменовал начало очередного этапа мифологизации ЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ, продлившегося до середины 80-х годов XX века. Это был «золотой» андроповский этап в истории органов безопасности, впрочем, закончившийся не только полным в государственном масштабе развенчанием, как сказал небезызвестный Бакатин, идеологии и практики ЧеКизма, но и раз¬громом и развалом самой коммунистической системы, оплотом которой структу¬ры госбезопасности и были.
Но это было позднее. А в 60-е годы образом Фраучи-Артузова в массовое обывательское сознание методично вдалбливался тщательно отретуширован¬ный портрет чекиста-интеллигента, насмешливо-снисходительно переигрывав¬шего политических противников коммунистической партии и советского госу¬дарства. Игра велась на очерченном революцией интеллектуальном поле, где Артузов — небрежен, изящен, ироничен, саркастичен. Действительно великоле¬пен актер Джигарханян в роли Артузова — этакое сардоническое, элегантное, мягкое изящество закормленного кота, притворно ласково урчащего с беззащит¬ной, не имеющей возможности сопротивляться мышкой в лице врагов Советско¬го государства; кота, заранее знающего запланированный для мышки печаль¬ный и неизбежный в силу законов революционной логики результат. Позднее, в 70-е годы Фраучи-Артузов вновь появляется в полудокументальном романе В. Ардаматского «Возмездие», а уже в 80-е - в откровенно апологетической повести Т. Гладкова и Ф. Зайцева «И я ему не могу не верить...», появляется все в той же маске полумифа, полузагадки, чья жизнь и работа - под покровом тайны, полна недомолвок, многозначительных недоговоренностей. Наконец, самое полное и объемное творение об Артузове выходит в 2000 году из-под пера же Т- Гладкова под эмоциональным названием «Награда за верность - казнь».
На протяжении десятилетий усиленно проталкивается только одно - высо¬чайшие морально-нравственные качества Артузова - умнейшего, честнейшего, интеллигентнейшего, одного из 20 тыс. репрессированных Ежовым — Сталиным «чекистов-дзержинцев». В этом отношении примечателен очерк «Артур Христианович», опубликованный во 2-м томе шеститомного сборника «Очерки истории Российской внешней разведки», вышедшем под редакцией Е.М. Примакова. Даже в конце 90-х, в свободной России, Артузова показывают в придуманном в 60-е годы образе кристально чистого, честного, необычно совестливого разведчика, невинной жертвы Сталина и пролетарского маршала Ворошилова.
Вместе с тем достаточно удачная, но не до конца полная попытка создания портрета Артузова, анализа его деятельности в разведке и контрразведке предпринята А. Папчинским и М. Тумшисом в исследовании «Щит, расколотый мечом. НКВД против ВЧК», опубликованном в 2001 году.
Насколько искусственно сформированный и санкционированный ЦК КПСС и КГБ СССР образ Фраучи-Артузова соответствовал действительности? Почему Ягода, Ежов, Паукер, Молчанов, Евдокимов, Берия, Абакумов — преступники, не подлежащие реабилитации, а Артузов — незапятнанный чекист-разведчик, «отец советской контрразведки»? Насколько можно было в той мясорубке оставаться абсолютно честным и чистым? Каким образом мораль общечеловеческая могла соответствовать придуманной и насильно привнесенной в общество морали пролетарской, классовой? И насколько моральным (аморальным?) можно было оставаться, работая в ЧК-ГПУ — орудии беспощадного коммунистического террора?
Свидетельствуют документы, где изложены некоторые доктринальные установки политического руководства РСФСР — СССР 20-х годов.
Среди них — Постановление Совета Народных Комиссаров по обсуждению доклада председателя ВЧК Ф. Дзержинского от 5 сентября 1918 г., подписанное наркомом юстиции Д. Курским, наркомом по внутренним делам Г. Петровским, управляющим делами Совнаркома В. Бонч-Бруевичем. В этом постановлении сказано: «Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад Председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры».
Среди них — совершенно секретное письмо В. Ленина в Политбюро от 19 марта 1922 г. Вот отдельные выдержки из этого поистине злодейского документа: «...Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».
Среди них откровения члена коллегии ВЧК М. Лациса в газете «Красный Террор». Спустя лишь год после Октябрьского переворота в ноябре 1918 года он писал: «Мы не ведем войны против отдельных лиц... Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования и профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысле и сущность красного террора».
Среди них - полемика председателя Реввоенсовета Л. Троцкого с извест¬ным теоретиком II Интернационала К. Каутским. В 1920 году Троцкий, в то время еще виднейший руководитель большевистской партии и государства, дек¬ларирует: «Кто отказывается принципиально от терроризма, то есть от мер подавления и устрашения по отношению к ожесточенной и вооруженной контр¬революции, тот должен отказаться от политического господства рабочего класса, от его революционной диктатуры».
Без сомнения Фраучи-Артузов, выполняя организационно-управленческие функции в высшем, стратегическом звене контрразведки ВЧК, не мог не руко¬водствоваться подобными установками, более того, не мог не осуществлять их на практике с рвением, усердием, иначе неусердие было бы немедленно отмече¬но, отслежено, доложено и в результате он оказался бы немедленно сжеван системой гораздо более ранее, чем это произошло с ним, сжеван и заменен, может быть, на менее интеллигентного, но еще более преданного и напуганного, более аморального, рвущегося наверх, более непресытившегося неограниченной властью над людьми.
Фраучи-Артузов являлся одним из немногих чекистских руководителей, имевших базовое высшее образование. Он окончил металлургическое отделе¬ние Петербургского политехнического института, работал в уникальном конструкторском бюро под руководством знаменитого российского инженера-металлурга В.Е. Грум-Гржимайло. Диплом инженера в дореволюционной России имел ценность значительную, он свидетельствовал о разносторонних знаниях его обладателя, эрудиции профессиональной компетенции, широте взглядов; быть инженером было престижно.
Не ставим себе целью рассматривать научно-технические изыскания учите¬ля Фраучи-Артузова В.Е. Грум-Гржимайло. Для нас интересна атмосфера сре¬ды, формировавшей Фраучи, уже далеко не юношу, среды студенческой, среды молодых инженеров-специалистов, среды уже несемейной, не домашней. С ат¬мосферой в семье ясно — положение детей эмигрантов, лиц некоренной, нерусской национальности, частые вынужденные переезды, отсутствие собственного постоянного угла, а главное — отсутствие корней, родовых корней, привязанных к своей земле; плюс революционные родственники в лице двух дядей, мужей родных сестер матери — большевиков Михаила Кедрова и Николая Подвой¬ского, преодоление подсознательного комплекса «ущемленного» в силу соци¬ального происхождения человека. Безусловно, семья сформировала из юного Фраучи если не революционера, то, во всяком случае, далеко не приверженца существующего в царской России строя.
Итак, Грум-Гржимайло. Вот как характеризует его, базируясь на документальных источниках, член-корреспондент РАН О.А. Платонов, автор знаменитой «Истории русского народа в XX веке». Российская интеллигенция, перешедшая на службу большевизму, исповедовала совершенно аморальную истину — «факт бесспорного перехода власти в какие-либо руки делает новое правительство за¬конным». Эти слова принадлежат Грум-Гржимайло — учителю Фраучи, тогда еще не Артузова. Отсутствие национального сознания у значительной части старой российской интеллигенции делало ее пособником в антироссийских экспериментах большевиков. Не понимая истинных особенностей русского характера, вместо того, чтобы осудить аморальные коммунистические утопии, шедшие вразрез с национальными традициями и обычаями страны, многие представители интеллигенции с готовностью, усердием включились в этот эксперимент.
Справедливости ради необходимо отметить, что не только инженерно-техническая элита, интеллигенция со щенячьим восторгом встречала революцию.

Мир строится по новому масштабу.
В крови, в пыли, под пушки и набат
Возводим мы, отталкивая слабых,
Утопий град — заветных мыслей град, —
писал поэт Николай Тихонов в ноябре 1918 года.
В первых рядах идеологов революции дружно шагалии и футурист Маяков¬ский, и супрематист Малевич, и лирический сюрреалист Шагал («Ленин пере¬вернул Россию вверх ногами точно так же, как я поступаю в своих картинах»), и реформатор театра Мейерхольд, — но не только авангардисты. Четко печата¬ли свой шаг мистики-символисты: «Левой! Левой! Левой!»
«Да, на Руси крутит огненный вихрь... Вихрь несет весенние семена. Вихрь на Запад летит... Перевернется весь мир», — предвкушал Иванов-Разумник, идеолог скифства, в окружении которого были тогда многие. Они воспринима¬ли русскую революцию как мессианское религиозное движение — разруши¬тельное, но очищающее.
«Быть большевиком не плохо и не стыдно, — объясняет Ходасевич Садов¬скому в декабре 1917 года. — Говорю прямо: многое в большевизме мне глубо¬ко по сердцу».
Интеллигенция в революцию большевиков и эсеров не только шла сама. Тех, кто не шел, зазывали. Ленин — пролетарскому писателю Горькому в 1918 году: «Скажите интеллигенции, пусть она идет к нам. Ведь, по-вашему, она искренне служит интересам справедливости? В чем же дело? Пожалуйте к нам...».
В.Е. Грум-Гржимайло, дослужившийся до председателя научно-техническо¬го совета ВСНХ (а кто председатель ВСНХ? — первый чекист Ф. Дзержинский — интеллигенция и политическая полиция вместе: отдельная тема на сты¬ке морали, психологии, политики, права, нравственности и безнравственности), считал, что за большевистский эксперимент непременно следует заплатить до¬рогой ценой. «Большевики хотят сделать опыт создания социалистической по¬стройки государства. Он будет стоить очень дорого. Но татарское иго стоило еще дороже, однако благодаря татарской школе русские сделались государствен¬ной нацией. Временный упадок и ослабление нации с избытком покрывается выгодами такой школы. Увлечение большевизмом сделает русскую нацию та¬кой же сильной, как американская. Подавление большевиками личной инициа¬тивы в торговле и промышленности, бюрократизация промышленности и всей жизни сделают русских нацией инициативы, безграничной свободы. Большеви¬ки излечат русских от национального порока — беспечности и, как следствие ее, расточительности. За это стоит заплатить. Вот почему приветствую этот опыт, как бы тяжелы не были его последствия для современного поколения».
С благословения интеллигенции российской, в том числе и профессора Санкт-Петербургского университета В.Е. Грум-Гржимайло, заплатили десятками мил¬лионов жизней своих сограждан, полной хозяйственной разрухой, потерей тер¬риториальной целостности, превращением великой многовековой империи в по¬допытную лягушку для сомнительных экспериментов кучки отщепенцев, своровавших власть, сорвавших кожу с российского народа и, в конце концов, сожравших и себя самих.
Выделим отмеченный О.А. Платоновым аморализм русской интеллигенции. Именно аморализм и был доминантой в деятельности чекиста-супермифа Фраучи-Артузова. Аморализм, замешанный на крови соотечественников.
1918 год. Для обследования положения в Архангельской, Вологодской, Ярос¬лавской, Костромской и Иваново-Вознесенской губерниях Совет Народных Комиссаров направляет на север России «Советскую ревизию народного ко¬миссара М.С. Кедрова». В числе «ревизоров» — отряд профессиональных палачей — латышских стрелков. Работу кедровской «ревизии» описывает русский историк Сергей Петрович Мельгунов в книге «Красный террор в Рос¬сии». В ней поездка Кедрова именуется не иначе, как «карательной экспедици¬ей». «В Архангельске Кедров, собрав 1200 офицеров, сажает их на баржу вбли¬зи Холмогор и затем по ним открывает огонь из пулеметов... В верстах 10 от Холмогор партии прибывших (в концентрационный лагерь) расстреливались десятками и сотнями. Лицу, специально ездившему для нелегального обследо¬вания положения заключенных на севере, жители окружных деревень называ¬ли жуткую цифру — 8 тысяч таким образом погибших...». После работы ко¬миссии Кедрова Архангельск называют «городом мертвых». Мельгунов отме¬чает, что «были случаи расстрелов 12 —16-летних мальчиков и девушек».
Для придания видимости революционной законности расстрелы оформля¬лись соответствующими документами-решениями. В архангельских «Извести¬ях» периодически печатались списки лиц, к которым «Советская ревизия» Кед¬рова применила расстрел.
Секретарем карательной «ревизии» был 27-летний дипломированный инже¬нер-металлург Артур Фраучи.
Не под влиянием ли организации этих массовых расстрелов Фраучи-Арту-зов напишет позднее в своем дневнике: «Боюсь одного: выдержит ли моя психика ту огромную нагрузку, которая пала на мои плечи по праву большевика? Должен же быть какой-то защитный панцирь в той изнурительной борьбе, кото¬рую приходится вести ежедневно?».
Путь, приведший Фраучи-Артузова в контрразведку, определен не предвари¬тельной подготовкой профессионала, не жизненным опытом, не целевыми уста¬новками, а его величеством случаем — дядя Фраучи М. Кедров после успешной «ревизии» севера России в 1919 году становится руководителем советской во¬енной контрразведки — Особого отдела ВЧК. Особоуполномоченным этого отдела становится и Артур Фраучи, взявший, очевидно не случайно, после кро¬вавой бойни на Севере псевдоним «Артузов».
Что значит быть допущенным руководить военной контрразведкой в разгар Гражданской войны, когда не столько от боеспособности, сколько от лояльности армии, прежде всего ее высшего и среднего командного состава, напрямую зависит судьба большевистского государства, судьба самих большевистских вождей и их семей? Это означало наивысшую степень доверия правителей страны человеку, в чьи руки отдавался неограниченный, тотальный контроль над армией. Очевидно, при этом учитывался и «опыт» работы Кедрова с «офицерским кон¬тингентом» в Архангельске.
Влияние Кедрова на Артузова поистине многогранно. В семье Кедров-рево¬люционер формирует из юного племянника человека с мышлением государ¬ственного преступника. Став одним из руководителей государства, Кедров лич¬ным примером формирует у уже зрелого 27-летнего Артузова психологию палача, привлекая его к массовому террору. К слову, Кедров воспитывал не только одного племянника. Его сын, Игорь Кедров, прославился как один из самых жестоких следователей ежовского НКВД. Свидетельствует высокопоставленный сотрудник советской военной разведки В. Кривицкий (Самуил Гинзбург): «В мае 1937 года, в разгар великой чистки, мне представилась возможность поговорить с одним из следователей ОГПУ — неким Кедровым, в то время занимавшимся выбиванием признаний. Разговор шел о методах нацистской полиции. Вскоре он перекинулся на судьбу лауреата Нобелевской премии мира, прославленного немецкого пацифиста Карла фон Осецкого, в то время узника гитлеровской тюрьмы, погибшего в 1938 году.
Кедров говорил тоном, не терпящим возражения: "Осецкий мог быть хорошим человеком до ареста, однако, побывав в руках гестапо, он стал их агентом". Я попытался возразить Кедрову и пробовал объяснить ему величие характе¬ра и достоинства человека, о котором шла речь.
Кедров отметал все мои аргументы: "Вы не знаете, что можно сделать из человека, когда он у вас в кулаке. Здесь мы имеем дело со всякими, даже с самыми бесстрашными. Однако мы ломаем их и делаем из них то, что хо¬тим!"».
Случайность ли — сын и племянник М. Кедрова оказались одной и той же социально-психологической типологии, типологии интеллигентов-аморалистов? Сын М. Кедрова — руководствовавшийся формулой аморального интеллигента-прокурора-юриста-дипломата-академика Вышинского: «Если ставить воп¬рос об уничтожении врага, то мы и без суда можем его уничтожить», племянник М. Кедрова — убийца интеллектуальный, для которого люди — всего лишь шахматные фигуры в придуманной, инспирированной в болезненном воображе¬нии игре в разведку и контрразведку.
Михаил Кедров не шел против общепринятых в большевистской среде правил, пристраивая своего племянника в ВЧК. Личная уния применительно к карательным органам власть предержащими реализовывалась неуклонно. Ин¬стинкт самосохранения? Высокие должности в ЧК-ОГПУ-НКВД длительное время занимал барон фон Пильхау Романам Людвикас — Роман Александро¬вич Пиляр, остзейский немец, являвшийся двоюродным племянником самого Дзержинского. Несмотря на незавершенное образование (2 курса юридическо¬го факультета Петербургского университета) и достаточно молодой возраст (в 1920 году ему было всего 26 лет) Пиляр последовательно занимал должно¬сти заместителя начальника контрразведывательного отдела ВЧК, заместителя председателя и председателя ГПУ Белоруссии, наркома внутренних дел Белорусской ССР, начальника ряда территориальных управлений НКВД, дослужил¬ся до звания комиссара госбезопасности 2-го ранга.
Первый советский президент Я. Свердлов определил к Дзержинскому в ка¬честве секретаря президиума ВЧК сына двоюродного брата своего отца, ровес¬ника Артузова — Генриха Ягоду (Енона Гершоновича Иегоду), тоже сделавше¬го поистине феерическую карьеру: управделами особого отдела ВЧК, замести¬тель начальника особого отдела ВЧК, 2-й, а затем 1-й заместитель председателя ОГПУ, нарком внутренних дел, генеральный комиссар госбезопасности.
Основное содержание деятельности Артузова в контрразведке и разведке не шпионаж и контршпионаж, а разработка русской эмиграции. Считается, что в основном исход беженцев из Советской России завершился в ноябре 1920 года, когда из Крыма на 120 судах было вывезено около 150 тыс. русских людей. Из общего количества лиц, покинувших страну, а это около 2 млн. человек, пример¬но пятая часть — военнослужащие Белой армии.
По официальной версии, растиражированной в советских исторических из¬даниях, от русской эмиграции в 20 —30-е годы исходила угроза существованию большевиков в России.
Реальная же проблема была в угрозе интеллектуальной, ибо в эмиграции оказались лучшие умы России: ученые, писатели, инженеры, конструкторы, художники, военные, разведчики, политики, композиторы, идеологи, экономисты, поэты, финансисты, православные священнослужители — словом, те, кого без преувеличения можно назвать интеллектуальной элитой России; в значитель¬ной степени в эмиграции был сохранен, спасен генофонд русской нации.
Мысль, идея, духовная аура, исходившая от М.А. Алданова, А.В. Амфите¬атрова, К.Д. Бальмонта, Н.С. Батюшина, А.Н. Бенуа, Н.А. Бердяева, И.Я. Билибина, С.Н. Булгакова, И.А. Бунина, Г.В. Вернадского, А.Н. Вертинского, С.М. Волконского, Р.Б. Гуля, А.И. Деникина, СП. Дягилева, Е.И. Замятина, Иоанна Шаховского, В.Н. Ипатьева, В.В. Кандинского, Л.П. Красавина, Ф.Ф. Комиссаржевского, А.И. Куприна, Н.О. Лосского, СП. Мельгунова, В.В. Набокова, Б.В. Никитина, Б.И. Николаевского, М.А. Осоргина, С.С. Про¬кофьева, СВ. Рахманинова, П.Ф. Рябикова, Д.Л. Рябушинского, Л.Н. Савицко¬го, И.И. Сикорского, С.Г. Скитальца, М.Л. Слонима, И.Ф. Стравинского, П.Б. Струве, Н.С. Трубецкого, Н.В. Устрялова, С.Л. Франка, В.Ф. Ходасевича, А.Е. Чичибабина, З.А. Шаховской, И.С. Шмелева, Р.О. Якобсона и многих других для кремлевских правителей на протяжении всего существования Советской власти была опаснее сотен вражеских дивизий.
Не случайно, в первые десять — пятнадцать лет существования Советской власти ВЧК-ОГПУ интересовали не столько иностранные разведки, сколько российская эмиграция, ее политические и военные организационные структуры, открыто ставящие своей целью свержение большевистского правительства, вос¬становление российской государственности.
Необходимость проведения прежде всего контрразведывательной работы за рубежом среди эмиграции продиктовала создание в органах госбезопасности СССР внешней разведки.
Была ли угроза существованию государства Советов со стороны организо¬ванных эмиграционных кругов реальной, действительной или мнимой, преуве¬личенной? Считается, что 20-е годы были расцветом российской эмиграции, русской национальной интеллигенции. Как отмечает О.А. Платонов, «пройдя через горнило опыта братоубийственной брани, русская интеллигенция сумела подняться выше своего обычного уровня и разглядеть с его высоты то, что не могла увидеть раньше: глубину духовных ценностей святой Руси и неисчисли¬мые полчища ее внешних врагов». В эмиграции были отшлифованы нравствен¬ные качества самой высокой пробы: служение общечеловеческим идеалам, са¬мопожертвование во имя блага и интересов Отечества, Родины, народа, принци¬пиальность, высокая гражданственность, бескомпромиссность в борьбе за истину и справедливость.
Верхушка коммунистической партии прекрасно понимала, что реальной уг¬розы физическому существованию Советского государства со стороны российс¬кой эмиграции не было. К середине 20-х годов было ясно, что военные методы борьбы с Советской властью полностью себя исчерпали. Боролись с другой уг¬розой — идеей, носителями идеи, потенциальными и действительными. Подавив всякое инакомыслие внутри страны, боролись с животворным источником сво¬бодной мысли за рубежом. И эта борьба, начатая Артузовым, продолжалась еще шесть десятилетий, вплоть до трагического крушения советской империи. На операциях против российской эмиграции написаны десятки учебников, по кото¬рым воспитывалось не одно поколение чекистов.
В передовом отряде борьбы с русской эмиграцией и нашел свое место выхо¬дец из обрусевшей швейцарской семьи, российский интеллигент А.Х. Фраучи-Артузов.
Начатую при активном участии Артузова борьбу с эмиграцией продолжат его последователи, так сказать ученики.
В 30-е годы в разведке и контрразведке перестанут играть в изящные интел¬лигентские оперативные игры и начнут убивать, взрывать, топить, устраивать аварии, отравлять. Тысячи эмигрантов будут насильно при участии ГУКР «Смерш» и НКВД вывезены после войны в СССР и брошены в лагеря — с женами, детьми — все, повально.
В 40-50-е годы те, кого не удалось через союзников-англичан затащить в СССР, также беспощадно уничтожались, только более изящно, используя яды, имитирующие сердечные приступы.
Не до игр.
А Артузов со своими оперативными играми войдет в классику разведки и контрразведки. И портрет его повесят в музее СВР в Ясенево. По официаль¬ным версиям, на Фраучи-Артузове крови нет. На его примере санкционировано будут воспитывать новые поколения разведчиков.
Мы уже отмечали, что учителем Артузова по инженерной линии был В.Е. Грум-Гржимайло. Наставники Артузова-чекиста — большевики-революционеры Дзер¬жинский, Кедров и... генерал-майор свиты его величества по гвардейской пехо¬те, в 1913 — 1915 годах товарищ министра внутренних дел царской России Вла¬димир Федорович Джунковский.
Джунковский в числе других видных деятелей царской политической поли¬ции будет привлечен к работе в ВЧК-ОГПУ после того, как в 1922 году по инициативе Дзержинского было оформлено соответствующее разрешение ЦК РКП(б) привлекать для работы в органах безопасности бывших сотрудников охранного отделения департамента полиции «как специалистов по разработке антисоветских акций». При принятии данного решения партийная верхушка руководствовалась двумя основными мотивирующими факторами: 1) в услови¬ях мирного времени прежние методы работы ЧК, в основе своей заключавшиеся в массовых карательно-репрессивных мерах по отношению к населению себя изжили. Да и политические противники большевиков были, наученные горьким опытом попыток легальной политической борьбы, либо в эмиграции, либо доста¬точно хорошо законспирированы; 2) царская политическая полиция имела об¬щепризнанные превосходные традиции эффективной и результативной работы именно по эмиграции: легендарный Петр Рачковский — «полицейский Маккиавели», его ученики — Ратаев, Гартинг, Красильников в конце XIX — начале XX веков создали и поддерживали уникальную заграничную агентурную сеть, позволявшую освещать практически всю зарубежную деятельность оппозици¬онных монархии партий и движений, оказывать на нее необходимое воздей¬ствие и влияние, поддерживать взаимодействие с английской, французской, гер¬манской, итальянской и швейцарской полицией.
Овладение опытом спецслужбы означает, прежде всего, перенос методов ра¬боты. А излюбленным методом царской политической полиции была провока¬ция. Сущность провокации — искусственное создание доказательств соверше¬ния преступной деятельности. Этот метод царской охранкой использовался ак¬тивно и повсеместно, независимо от того, где проводилась оперативная разработка — в России или за границей. Провокация стала почерком полити¬ческой полиции России.
Оформленный упомянутым секретным постановлением ЦК РКП(б) реве¬ранс в сторону непревзойденной школы царской политической полиции свиде¬тельствовал не только об определенной эволюции в принципиальной позиции большевистского руководства после завоевания власти; об эволюции в отноше¬нии к полиции вообще как составной части политической системы государства.
Окончательно срывалось покрывало, видимость законности в борьбе с оппозицией, открывались шлюзы – чекистам давали понять: для достижения целей подавления инакомыслящих дозволено использовать все средства.
Позднее, в 30-х годах, дополнительно к провокации разрешили и пытки; раз¬решили специальным решением ЦК ВКП(б).
Именно Джунковский, привлеченный к работе по разработке российской эмиграции и явился одним из закулисных идеологов, вдохновителей и организа¬торов одной из грандиозных провокаций XX века — операции «Трест». Опера¬ции, во многом сформировавшей специфический оперативный почерк работы ОГПУ-НКВД, заключающийся в повсеместном использовании метода провока¬ции. Метода, в полном объеме заимствованного из арсенала департамента поли¬ции МВД царской России и существенно усовершенствованного ОГПУ СССР. Метода, безусловно, аморального.
Все совпало в нужное время и в нужном месте. Аморализм части российской интеллигенции наложился на аморализм востребованных новым режимом ме¬тодов царской охранки. В основу поведенческой мотивации руководства ЧК-ОГПУ легла воинствующая русофобия. К этому добавился радикальный не¬профессионализм и крайне низкий образовательный уровень (если о таком можно вообще говорить) большинства чекистов-руководителей. Да и откуда ему было взяться — профессионализму? Оперативного работника-агентуриста пестуют годами, подлинными руководителями оперативных подразделений разведки и контрразведки становятся, отработав в спецслужбе не один десяток лет. Так же, как нельзя в одночасье стать истинно сформировавшимся, подготовленным во¬еначальником, не пройдя последовательно все ступени армейской служебной лестницы (взвод, рота, батальон, полк, дивизия, корпус, армия), невозможно вы¬биться в руководители спецслужб, не отработав «в поле».
Не один Артузов был аморален и поверхностен на начальном этапе карьеры в своем виде деятельности. Не менее аморален был и знаменитый пролетарский маршал Михаил Тухачевский, выходец из той же интеллигентной среды, что и Артузов. Только Артузов беспощадно срезал интеллектуальный слой России: офицерство, ученых, писателей, священников, не продавшуюся русскую интелли¬генцию, а Тухачевский диковинным в то время химическим оружием беспощад¬но уничтожал вековую основу земли Русской — пухнувших и умирающих от голода, доведенных большевизмом до отчаянья российских тамбовских кресть¬ян. Оба, Тухачевский и Артузов, не стесняясь, носили ордена, полученные за геноцид против российского народа.
Любопытное совпадение. В подавлении тамбовского восстания по распоря¬жению Ленина самое активное участие принимает дядя Артузова — Михаил Кедров. При подавлении восстания ведомые Тухачевским и Кедровым карате¬ли убили более 100 тыс. крестьян, значительную часть которых составляли женщины, дети и старики.
Система свела Артузова и Тухачевского, по меньшей мере, дважды. В первый раз Тухачевский активно используется в курируемых Артузовым контрразве¬дывательных операциях — «Тресте» и ряде «Синдикатов», известных под но¬мерами «2», «4» и т.д.
Во второй раз Артузов в 1937 году сознательно, спасая свою шкуру, иначе сказать нельзя, заталкивает Тухачевского в уже заготовленную для него Стали¬ным и Ежовым ловушку, но об этом позже.
Разумеется, нельзя огульно причислять всех руководителей ОГПУ 20 — 30-х годов к личностям полностью аморальным, хотя жизнь большевистской верхушки тех лет повсеместно пронизывали цинизм, предательство, жестокость, зависть, стяжательство. Люди, принадлежавшие к этому кругу, отвергали обще¬принятые моральные устои; ложь, лицемерие, двойные стандарты жизни стали нормой отношений. Господствовала идеология пренебрежения к человеческой жизни, вседозволенности. Они поставили себя не только над нравственностью, моралью, но и над законом и обществом, причислив себя к избранным.
Тем не менее, среди руководства ОГПУ находились люди, отдававшие себе отчет, во что могут вылиться массовые провокации, чем грозит обществу бескон¬трольное всевластие тайной политической полиции, манкирование законностью. В 1930 году по делу оперативной разработки «Весна» ОГПУ было арестова¬но и осуждено более 3 тыс. генералов и офицеров бывшей царской армии, обви¬нявшихся «в принадлежности к антисоветским организациям и проведении враж¬дебной деятельности против СССР». Среди них были известные военные тео¬ретики и ученые А. Снесарев, А. Верховский, Н. Какурин, П. Сытин, А. Свечин, К. Мехоношин, Д. Шуваев, Н. Сологуб и др. Основными доказательствами по делу были показания самих арестованных. О том, как они добывались, лучше всего свидетельствует письмо наркому обороны К. Ворошилову видного военного ученого А.И. Верховского, на свою беду женатого на сестре последнего председателя Временного правительства А.И. Керенского. Вот что пишет Алек¬сандр Иванович Верховский, заслуженный генерал русской армии, доброволь¬но перешедший на службу в Красную Армию в феврале 1919 года, впоследствии ставший членом Особого совещания по обороне при главнокомандующем Воо¬руженными Силами республики, профессором Военной академии РККА, на¬чальником штаба Северо-Кавказского военного округа, автором многочислен¬ных научно-исследовательских работ, учебников, монографий. Для наиболее адек¬ватной передачи духа, обстановки 30-х годов, в которых творил Артузов, без купюр представляем читателю крик души боевого генерала, не раз смотревшего смерти в лицо на поле боя, награжденного за храбрость императором именным-
оружием.
«Товарищ народный комиссар!
Я хочу доложить Вам то, что случилось со мной, потому, что судебная ошибка, имевшая место в моем деле, может повториться, принося, как я понимаю, ущерб авторитету Советской власти.
Я повторяю в этом докладе то, что мной письменно сообщалось начальнику Особого отдела ОГПУ и прокурору СССР в 1933 году.
2 февраля 1931 г. во время служебной командировки в купе поезда на меня сзади набросились четверо граждан в штатском. Предполагая нападение банди¬тов, я стал кричать, звать на помощь. Только когда мне предъявили ордер об аресте. Меня высадили из поезда в Воронеже, и здесь два следователя — Николаев и Перлин — в течение трех недель по очереди вели допрос с короткими перерывами на еду и сон. Они довели меня до того, что я давал показания в состоянии крайнего переутомления, плохо понимая окружающее.
Допрос был построен так. Мне было сказано, что моя вина перед Советской властью обнажена со всей неопровержимостью. Если же я буду запираться, буду расстрелян, а моя семья — разгромлена. Если же я сознаюсь, то могу ждать снисхождения. На мое заявление, что мне не в чем сознаваться, мне наводящими вопросами дали канву того, что я должен, по мнению следователей показать:
1. Я будто бы пришел в Красную Армию в 1919 году как враг, подготавливающий взрыв ее изнутри. Для этого я группировал все время около себя контрреволюционное офицерство.
2. Кафедра тактики Военной академии якобы была моим штабом, в котором я разработал план восстания в Москве на случай войны в дни мобилизации.
3. Это давалось мне в связи с якобы существующей у нас трудовой Красной Армией.
4. Для политического обеспечения я связался в бытность мою в Генуе в составе нашей экспедиции в 1922 году с английским генеральным штабом.
5. В бытность мою начальником штаба Северо-Кавказского военного округа (СКВО) будто я подготавливал восстание на Северном Кавказе.
6. Все это я делал одновременно, вредительствуя, где только было можно. Я считал, что все это обычный прием следователя и просил его перейти к настоящему разбору обвинения, а для этого предъявить мне обвинение и заслушать мои объяснения. В этом мне было отказано. Тогда я отказался давать показания по этим вопросам. В ответ на это следователь Николаев приказал с меня сорвать знаки военного отличия и сказал, что мое присуждение к расстрелу решено. Я был вызван к уполномоченному представителю ОГПУ лично, тот подтвердил бесспорность моей вины, сообщил мне от имени коллегии ОГПУ, что если я стану на колени перед партией, строящей социализм, и «сознаюсь», то меня ждет 3 — 4 года тюрьмы в наилучших условиях. Если же я буду «запираться», то меня расстреляют, как Мека и Пальчинского.
После моего отказа меня перевели в Москву и установили следующий режим: одиночная камера, без прогулок, без всякого общения с родными, без чтения и каких-либо занятий, мыл уборную и параши под окрики надзирателей, заставлявших меня по нескольку раз переделывать дело.
Вызовы к Николаеву, издевавшемуся надо мной, ругавшемуся площадными словами и требовавшему дачи показаний. Он обещал «согнуть меня в бараний рог и заставить на коленях умолять о пощаде, если я буду упорствовать». Если же я дам показания, то режим будет немедленно изменен. Так длилось 11 месяцев. Лишь одно облегчение было сделано — через 5 месяцев дали читать.
Кроме Николаева меня вызвали следующие руководители ОГПУ: Иванов, Евдокимов, Дейч и, наконец, председатель коллегии т. Менжинский.
На мое заявление т. Иванову, что такое ведение следствия незаконно, он мне заявил: "Мы сами законы писали, сами и исполняем!". На мою просьбу ко всем этим лицам предъявить обвинение и дать мне возможность защищаться ответа не последовало. Даже не проводили очные ставки с теми, кто меня оговорил; мне все они отвечали, что моя вина в их глазах очевидна и мне остается одно: либо давать показания, либо готовиться к расстрелу.
В камере три раза посещали меня представители прокуратуры, которым я делал заявления о том, то следствие ведется так, что правду выяснить оно не может. Одна прокуратура не находила нужным даже выслушать меня. По всему ходу следствия становилось совершенно ясно, что никто не интересуется совершенно правдой и что меня хотят насильно заставить дать ложные показания. Если к этому прибавить сознание полной беззащитности и внушаемого след¬ствием убеждения, что партия требует от меня дачи этих ложных показаний во имя каких-то неведомых целей, то станет ясно, что заставило целый ряд лиц, которых следствие связало в одно со мной дело, дать ложные показания и ого¬ворить меня.
В ходе следствия я пошел по линии компромисса, чтобы, как я думал, спасти от разгрома семью, но я не мог пойти на то, чтобы объявить себя врагом советс¬кой власти и партии, в то время, когда я после длительного периода наблюдений и большой работы над собой, незадолго до ареста подал заявление о приеме меня в партию.
После 11 месяцев следствия во внутреннем изоляторе ОГПУ меня перевели в Ярославль в изолятор особого назначения. Я был посажен в одиночку, лишен всякого общения с семьей и даже с другими заключенными. Тюремный режим был нарочно продуман так, чтобы обратить его в моральную пытку. Запреща¬лось все, вплоть до возможности подойти к окну, кормить птиц и даже петь хотя бы вполголоса. В тюрьме были случаи сумасшествия, повешения и т.п.
Время от времени приезжал следователь, давая понять, что все изменится, "если у меня будет что-нибудь новое".
За два года моим родным удалось добиться только двух свиданий. В февра¬ле 1933 года я объявил первую голодовку. Через 5 дней приехавший следова¬тель сообщил, что выдвинутые мной требования о пересмотре дела, предъявле¬нии мне обвинения и даче возможности защищаться, так как это предусмотрено нашим УПК (Уголовно-процессуальным кодексом), будут исполнены.
Прошло 8 месяцев без всяких последствий. Я объявил новую голодовку. На 16-й день в тюрьму приехал т. Катаньян, которому я вручил подробное заявле¬ние. В результате я был переведен на общее содержание: прогулки, стал полу¬чать регулярно свидания с родными, и получил право на переписку. Освобожден я был без пересмотра дела еще через 10 месяцев после этого».
Даже сейчас, по прошествии семи десятилетий, от прочитанного письма веет ужасом.
Некоторые высокопоставленные сотрудники ОГПУ, в том числе начальник Иностранного отдела ОГПУ, член коллегии и заместитель председателя ОГПУ Станислав Адамович Мессинг, начальник Секретно-оперативного управления, член коллегии ОГПУ Ефим Георгиевич Евдокимов, начальник особого отдела ОГПУ Ян Каликстович Ольский (Куликовский), полномочный представитель ОГПУ по Московской области Лев Николаевич Бельский, считали дела на во¬енных специалистов «дутыми», искусственно созданными и выражали недове¬рие к показаниям арестованных.
Опытные руководители явно расслабились, запамятовали, что своего мнения в ОГПУ не может иметь никто, даже первые руководители. ОГПУ выполняет решения партии, а в партии есть только одно мнение — Сталина.
Решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 6 августа 1931 г. Евдокимов, Ольский, Бельский и Мессинг освобождаются от занимаемых должностей. Впоследствии. в 1938 — 1940 годах все они будут расстреляны. Тогда же, в августе 1931 годг Сталиным было подписано директивное письмо, адресованное секретарям ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов партии, в которых говорилось:
«Поручить секретарям национальных ЦК, крайкомов и обкомов дать разъяс¬нение узкому активу работников ОГПУ о причинах последних перемен в руко¬водящем составе ОГПУ на следующих основаниях:
а) т.т. Мессинг и Бельский отстранены от работы в ОГПУ, тов. Ольский снят с работы в Особом отделе, а т. Евдокимов снят с должности начальника секрет¬но-оперативного управления... на том основании, что...
б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно не соответству¬ющие действительности разлагающие слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является «дутым» делом;
в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников ОГПУ... ЦК отмечает разговоры и шушуканья о «внутренней слабости органов ОГПУ» и «неправильности» линии их практической работы как слухи, идущие без сомнения из враждебного лагеря и подхваченные по глупости некоторыми горе-коммунистами».
Беспрецедентная ситуация, аналог которой в истории СССР будет иметь место спустя 60 лет, после августовской провокации 1991 года: одновременно 4 высших руководителя органов государственной безопасности, ключевых подразделений ОГПУ снимаются с занимаемых должностей. Что было тогда, в 1931-м? Микропутч среди наиболее влиятельной верхушки ОГПУ? Четыре элитных руководителя спецслужбы не желают выглядеть причастными к грандиозной провокации. Поступок архимужественнейший. Ведь этим людям гораздо лучше других известны правила игры возле сталинского кремлевско¬го Олимпа, а главное — последствия для тех, кто посмеет нарушить эти правила.
Ольский — один из ближайших соратников Артузова, Мессинг — его пря¬мой начальник. А где же сам Артузов с его декларируемой на лекциях в погра¬ничной школе ОГПУ принципиальностью, законностью, моралью, профессио¬нальной честью? Артузов, пишущий в конспектах своих лекций: «Чекист слу¬жит правому делу. Ему по душе атмосфера подлинности и достоверности. Чекист, прежде всего, должен быть верным идеалам партии. Он работает, действует во имя осуществления задач партии, задач пролетарской революции. Он ее щит и меч. Чекист неотделим от партии, работает под ее контролем, растет на могучем древе партийной мудрости».
А Артузов получает повышение. Он становится начальником Иностранного отдела ОГПУ, заменив на посту руководителя внешней разведки не желающего быть соучастником террора Станислава Мессинга, который изгоняется из ОГПУ на второстепенную хозяйственную работу. Артузов достигает вершины своей карьеры, в очередной раз сделав выбор между честью, совестью, моралью, порядочностью и бесчестием, готовностью шагать по трупам, карьеризмом. Иностранный отдел, или как его сокращенно называли ИНО, занимал совершенно особое место в организационно-штатной структуре ОГПУ. Примечательно, что его численность в 1934 году составлял всего 81 (!) сотрудник. Для сравнения: Особый отдел - контрразведка и борьба с вражескими действиями в армии и на флоте - 255 человек по штату, Экономический отдел - 225, Транспортный отдел - 153.
Разведка была маленькая, но люди в ней работали большие.
Можно ли считать Артузова полноправным наследником искусства прово¬кации, которым владели «звезды» царской охранки?
В отличие от доктрины царской политической полиции, исповедовавшей сбере¬жение секретного сотрудника, доктрины, нарушенной практически лишь однажды товарищем министра внутренних дел В. Джунковским, «сдавшим» в 1912 году особо ценного агента полиции - члена ЦК партии большевиков, депутата Госу¬дарственной Думы, любимца Ленина Малиновского; в ВЧК-ОГПУ агентуру не жалели. Не жалел агентуру и Артузов, очевидно, сказывалась школа учителя по оперативной линии Джунковского.
Джунковского, несмотря на его пресмыкательство перед новыми хозяевами из ВКП(б)-ОГПУ, тоже не минула судьба испить до конца горькую чашу чело¬века, презирающего моральные нормы, предающего во имя собственного выжи¬вания... После провала «Треста» ему позволили в течение нескольких лет отси¬деться в Крыму, а затем в 1938 году, на год позже Артузова, расстреляли.
В 1936 году Артузова снимают с должности заместителя начальника воен¬ной разведки РККА, куда он был переведен в 1934 году. На короткий срок он становится начальником Особого бюро ГУГБ НКВД. В воспоминаниях сослу¬живцев он много времени проводит в оперативном архиве НКВД. По офици¬ально растиражированной версии, якобы, пишет историю ВЧК-ОГПУ. Заблуж¬дались сослуживцы. Артузов писал совсем другое. Аналитик разведки и контр¬разведки, стратег, знающий детали закулисной борьбы сталинского политического театра, он предвидит великую чистку. В январе 1937 года на имя наркома внут¬ренних дел СССР Н. Ежова, только что получившего специальное звание гене¬рального комиссара государственной безопасности, что приравнивалось к воин¬скому званию маршала Советского Союза, поступило письмо Артузова, в кото¬ром он, оперируя имевшимися в архиве НКВД сведениями закордонных агентов о «вредительской деятельности Тухачевского», высказывал свое мнение о суще¬ствовании в Красной Армии троцкистской организации.
Не просто так копался в архивах Артур Христианович, не историю ВЧК и пограничной охраны писать собрался, а добирал фактуру. Освежал в памяти, подкреплял документами своих агентов-липачей донос на Тухачевского.
Известно, что Тухачевский активно использовался в контрразведыватель¬ных операциях ОГПУ, непосредственное руководство которыми осуществлял не кто иной, как сам Артузов. Информация о, якобы, «причастности» Тухачев¬ского к подпольной военно-монархической организации в СССР предвари¬тельно сознательно, скрупулезно, детально готовилась в ОГПУ. Легендирование участия Тухачевского и ряда других советских военачальников в «оппозиционной» деятельности санкционировано на самом высоком уровне. Некоторые из видных военных — Зайончковский, Троицкий были агентами ОГПУ. Кому как не Артузову не знать истинную цену «агентурных данных» о Тухачевском?
Кому как не Артузову — руководителю контрразведки СССР на протяжении нескольких лет не знать о том, что Тухачевский и ряд других высших военачальников Красной Армии — бывших царских офицеров, в том числе Б.М. Шапошников, С.С. Каменев, М.Д. Бонч-Бруевич, являются объектами групповой оперативной разработки Особого отдела НКВД «Генштабисты». Тухачевский активно разрабатывался органами госбезопасности еще с 1925 года, в его оперативной проверке принимали участие негласные сотрудники ОГПУ, участвовавшие в том числе и в операции «Трест».
Итак, ОГПУ одной рукой легендировало перед противником участие Тухачевского в антисоветской монархической организации, другой же рукой, используя тех же агентов, что и в доведении дезинформации до иностранных разведок, писало на него доносы в Особый отдел ОГПУ — военную контрразведку, Использование провокационных методов работы органов ОГПУ-НКВД при активнейшем участии Артузова привело к тому, что целенаправленно распространяемые агентами в рамках контрразведывательных операций компрометирующие сведения на Тухачевского становились достоянием третьих лиц и, возвращались в эти органы по другим, в том числе и разведывательным, каналам уже как агентурные данные. Добытые таким путем материалы, как правило, не проверялись, накапливались в архивах ОГПУ-НКВД.
Итак, Артузов предчувствовал неотвратимый удар сталинской гильотины. Что он делает? Пытается спасти товарищей по работе, бывших подчиненных, соратников, учеников: Сыроежкина, Пиляра, Федорова, Стырне, Пузицкого? Пытается вывести из-под возможного удара агентуру, задействованную в особо сложных операциях? Покаяться по поводу своих провокационных методов работы? Внести ясность в существо сфабрикованных на военных руководителей разработок? Рвет с режимом как Кривицкий, Райсс, Фельдбин-Орлов, Раскольников, Агабеков?
Нет. Он сознательно топит Тухачевского перед Ежовым. Топит, прекрасно зная, что в архивных донесениях его агентов-провокаторов — ложь и дезинформация, что все эти агентурные материалы сознательно инспирированы, выдуманы в самом ОГПУ самим Артузовым и его подчиненными, что не только агентурным сообщениям, но и агентам верить ни в коем случае нельзя.
Расчет Артузова прост и коварен. Ежов — дилетант в оперативных играх, новичок в системе ОГПУ-НКВД, пришел из партийных органов, механизмами полиции в деталях не владеет. Выбивая «команду» Ягоды (позднее Ежов сам признает, что он «почистил 14 тыс. чекистов»), Ежов неизбежно выбивает и носителей истинной информации о подоплеке разработок десятилетней давности. Следовательно, на этом и нужно во имя выживания строить свою игру, ибо все нити операции известны только посвященным. А он — Артузов — один из немногих посвященных в провокации, именуемые для очистки совести и несведущих потомков контрразведывательными операциями советской контрразведки – «Трест» и «Синдикат».
Спустя два месяца после направления Ежову своего донесения, в марте 1937 года Артузов наносит еще один внезапный удар, на этот раз по своему преемнику на должности начальника Иностранного отдела НКВД комиссару госбезопасности второго ранга Абраму Ароновичу Слуцкому, в прошлом секре¬тарю парткома центрального аппарата НКВД.
Вот как передает речь Артузова на собрании руководящих работников в клубе ОГПУ 18 марта 1937 г. Вальтер Кривицкий.
«Артузов знал, что поставлено на карту. Старый чекист заговорил с актер¬ским пылом:
- Товарищи, в труднейшие дни для революции Ленин поставил Феликса Эдмундовича Дзержинского во главе ВЧК. В еще более сложное время Сталин поставил своего лучшего ученика Николая Ивановича Ежова во главе НКВД. Товарищи! Мы, большевики, научились быть безжалостными не только к вра¬гам, но и к самим себе. Да, Ягода действительно хотел играть роль Фуше. Он действительно хотел противопоставить ОГПУ нашей партии. Из-за нашей сле¬поты мы невольно участвовали в этом разговоре.
Голос Артузова креп, становился все более уверенным:
- В 1930 году, товарищи, когда партия впервые почувствовала эту тенден¬цию и, желая положить ей конец, назначила в ОГПУ старого большевика Акуло¬ва, что сделали мы, чтобы помочь Акулову? Мы встретили его в штыки! Ягода всячески старался помешать его работе. А мы, товарищи, не только поддержали саботаж Ягоды, но пошли еще дальше. Я должен честно признаться, вся партий¬ная организация ОГПУ была занята саботажем Акулова.
Артузов беспокойно искал взглядом хотя бы малейшего намека на одобрение на скуластом личике Ежова. Он чувствовал: наступил нужный момент для решающего удара, чтобы отвести подозрение от себя.
- Спрашивается, кто был в это время руководителем партийной организа¬ции ОГПУ?
Он набрал воздух в легкие и выдохнул:
- Слуцкий!
Бросив своего товарища на растерзание, Артузов с триумфом сошел с трибуны».
Иван Алексеевич Акулов, большевик с 1907 года, после августовского реше¬ния Политбюро ЦК РКП(б) о кадровой чистке высшего эшелона ОГПУ в 1931 году был назначен первым заместителем председателя ОГПУ, но пробыл в этой должности только до 1932 года, после чего стал Прокурором СССР. Его пребы¬вание в ОГПУ, как, впрочем, и быстрое увольнение от должности явилось след¬ствием подковерной борьбы партийной верхушки за влияние на ОГПУ, борьбы за монополию на тайную информацию о внутриполитических процессах в стра¬не. Акулов также впоследствии не пережил пика сталинского террора и был расстрелян в 1938 году, почти одновременно с Ягодой.
После ареста Артузова, когда, как профессионалу, ему уже должно быть все предельно ясно, даже в тюремной камере он остается вернейшим сталинистом.
В записке Ежову он пишет: «Глубоко понял, как должен быть недоволен мною и возмущен Сталин. Он послал меня в разведуправление Генштаба исправлять работу. Особенно тяжело сознание, что я подвел его перед военными, ведь он надеялся, что я буду его глазом в РУ».
Прочь иллюзии! Артузов такой же верный сталинский сатрап, как и другие, кричавшие перед расстрелом «Да здравствует Сталин!».
Просто в определенный момент Сталин избавился от него, как от выработавшего свой ресурс и излишне обремененного знаниями нежелательного свидетеля.
Перед казнью Артузов будет молить о пощаде. Он напишет свою последнюю записку следователю НКВД не чернилами, а собственной кровью. Вспомнил он тогда, сколько чужой крови он пролил за свою жизнь?
Как профессионал-разведчик и контрразведчик Артузов состоялся. Его уникальность в том, что он последовательно занимал высшие руководящие должности в контрразведке, внешней разведке, а затем и в военной разведке СССР. Со временем он действительно овладел искусством разведки и контрразведки, основными их методами, прежде всего игровыми (применительно к понятию «оперативных игр»). Он ввел комбинационный стиль в работу с агентурным аппаратом. Он стоит у истоков формирования, создания нелегальной линии работы разведки.
О. Гордиевский и К. Эндрю в мировом бестселлере 80-х годов «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева» утверждают, что секретные материалы внешней разведки КГБ СССР характеризуют Артузова как «генератора идей». Он разработал множество способов проникновения в иностранные миссии — от «медовой ловушки» до менее утонченных способ шантажа, впоследствии взятых на вооружение КГБ и рядом других спецслужб Им доведена до совершенства теория и практика операций по дезинформации противника.
Стремление к творческому встречается в среде сотрудников спецслужб не так уж часто. Широко распространено мнение, что разведка и контрразведка лишь ремесло, а ни в коей мере не искусство. Артузов уже в конце 20-х годов самостоятельно выходит на уровень анализа и обобщения практических знаний агентурно-оперативной работы, попыток сведения этих знаний и опыта в некую теоретико-методологическую систему. Он читает курс лекций в Высшей пограничной школе ОГПУ, призывает активно использовать фактор «сопредельности» со спецслужбами государств, окружающих СССР, подчеркивая, что общая государственная граница предоставляет совершенно уникальные возможности для долговременных разведывательных и контрразведывательных операций, предлагает «обыгрывать» в оперативном плане даже возможности пограничных застав.
Надо абсолютно вжиться в профессиональную деятельность, чтобы посвящать ей крупицы свободного времени на уже теоретико-методологическом уровне, тем более что высокое положение Артузова в ОГПУ этого отнюдь не требовало.
Артузов действительно был мастером организации агентурного проникновения в интересующие ОГПУ-НКВД структуры. Только в РОВСе и вокруг него было навербовано невидимое количество агентов, среди которых помимо известных Скоблина, Дьяконова, Плевицкой, Третьякова был даже сын генерал-лейте¬нанта Федора Абрамова, председателя РОВСа в сентябре 1937—марте 1938 года.
Справедливости ради заметим, что не один Артузов был уникумом в ОГПУ-НКВД, умудряясь одновременно работать и писать книги. Его подчиненный Вениамин Гражуль, один из участников похищения в Париже главы РОВС ге¬нерала Миллера, в 1944 году, будучи начальником Школы особого назначения (ШОН) (в настоящее время — Академия Службы внешней разведки), опубликовал прелюбопытнейшее исследование о внешнеполитической разведке Рос¬сии во времена Петра I и Екатерины II. Книга удостоилась публичной благо¬склонной рецензии патриарха отечественной исторической науки академика Е.В. Тарле (кстати, тоже не избежавшего в 30-х годах участи «быть объектом оперативной разработки» ОГПУ и чудом, только по прихоти Сталина, не пре¬вращенного в «лагерную пыль»).
Несомненно, можно и должно говорить об Артузове-Фраучи — талантливом профессионале разведки и контрразведки, как о выдающейся личности, разви¬вавшей теорию и практику деятельности спецслужб, оказавшем существенное влияние на формирование специфического почерка советской разведки и кон¬трразведки. Артузов внес неоценимый вклад в развитие высшей формы контр¬разведывательного искусства — оперативных игр. Понимание оперативной игры и сейчас доступно единицам. Он руководил Иностранным отделом ОГПУ чис¬ленностью всего в 81 человек. Маленькая по численности разведка делала боль¬шие дела. Именно артузовский ИНО, его гласные и негласные сотрудники, за¬ложили фундамент, на котором позже выросло здание великой внешней развед¬ки великой империи, позволившей устоять стране в годину суровых испытаний. Отрицать это — отрицать очевидное.
Апологеты Фраучи-Артузова могут возразить — он чистый, на нем нет кро¬ви. Да, после Архангельской «ревизии» во главе с Кедровым он де-юре дистан¬цировался от расстрелов, концлагерей, карательных операций. Он стал чистым оперативником-контрразведчиком, затем разведчиком. Но он был, оставался составным звеном сталинской карательной цепочки, он подготавливал условия для сдачи объектов своих разработок следователю. Инсценировать судебные процессы большевики начали не в 37-м, а, как минимум, на десятилетие раньше. Заманивая в оперативные ловушки объектов своих операций, Артузов не питал иллюзий, а прекрасно знал, что ждет этих людей, каков будет приговор. Рейли, Савинков, Анненков, Денисов, Кутепов, Миллер — кто по приговору суда, кто без приговора...
Есть понятия — реализация операции, разработки. А.Х. Фраучи-Артузов реализовывал свои оперативные дела трупами и искалеченными жизнями. Не¬важно, что он лично не расстреливал, не допрашивал, не фальсифицировал по¬казания, не пытал, не писал сценарии процессов.
Но без его оперативного, интеллектуального вклада процессы были бы невоз¬можны.
Он знал, что ждет его политических противников. Пуля. Ясно, что личность не может быть абсолютно идеальной. Но мифологизация образа руководителей спец¬служб морально растлевает саму спецслужбу, особенно молодых сотрудников.
Нынешнему поколению разведчиков, контрразведчиков, пограничников мифы не нужны. Нужна объективность, нужна правда, пусть горькая, но правда. Только тогда возможно истинное единство общества и структур государства, обеспечивающих безопасность страны, единство, основанное на взаимном соблюдении закона, морали, нравственности.
Моргенштерн
 
Сообщения: 3483
Зарегистрирован: 09 сен 2008 14:05
Откуда: Киев

Re: Об Артуре Артузове

Сообщение Garul » 27 окт 2011 10:59

Как-то своеобразно написано. Типа, о б Артузове, но при этом он о нем толком ничего. Даже обосновать свой тезис аффторы не смогли. Понятно он не ангел был. Но аргументация вообще ни о чем.

. Заманивая в оперативные ловушки объектов своих операций, Артузов не питал иллюзий, а прекрасно знал, что ждет этих людей, каков будет приговор. Рейли, Савинков, Анненков, Денисов, Кутепов, Миллер — кто по приговору суда, кто без приговора...


Вот это вот вообще смешно. Тоже правовыми вопросами не заморачивались вообще-то.
Ну и не было дело "Генштабисты" ДГОР, во-первых анахронизм, во-вторых по сути неверно.
В общем, становится понятно как Лекарев дожил до сталинской секретной стратегической супер разведки и ее агента Власова.
Garul
 
Сообщения: 483
Зарегистрирован: 11 мар 2008 17:21

Re: Об Артуре Артузове

Сообщение Моргенштерн » 27 окт 2011 11:56

Но без Лекарева книга (я ее как раз оцифриваю) была бы намного скучнее. :)) Хотя косяков в ней хватает, к примеру, Бёрджесса у авторов назначают в посольства Великобритании в Вашингтоне в 1950 году, хотя на самом деле это было в 1947, да и в именах путаница присутствует.
Моргенштерн
 
Сообщения: 3483
Зарегистрирован: 09 сен 2008 14:05
Откуда: Киев

Re: Об Артуре Артузове

Сообщение Моргенштерн » 27 окт 2011 18:24

В книге в конце еще идет целый раздел "Хроника разведдат ХХ века". Так там есть дата 31 февраля.
Моргенштерн
 
Сообщения: 3483
Зарегистрирован: 09 сен 2008 14:05
Откуда: Киев

Re: Об Артуре Артузове

Сообщение Garul » 27 окт 2011 19:59

Моргенштерн писал(а):В книге в конце еще идет целый раздел "Хроника разведдат ХХ века". Так там есть дата 31 февраля.


Самая разведывательная из всех разведдат. В силу свой полной секретности.
Garul
 
Сообщения: 483
Зарегистрирован: 11 мар 2008 17:21

Re: Об Артуре Артузове

Сообщение Моргенштерн » 27 окт 2011 23:11

31 февраля — руководивший отделом 1А прусской полиции агент ИНО ОГПУ «Брайтенбах» получил от своего начальства указание найти доказательства того, что Компартия Германии и Эрнст Тельман готовят коммунистический переворот.

И что сие значит? Когда же єто было? 27 был поджог Рейхстага, 3 марта Тельман уже сидел в тюрьме. 31 февраля как раз вписывается. :))
Моргенштерн
 
Сообщения: 3483
Зарегистрирован: 09 сен 2008 14:05
Откуда: Киев

Re: Об Артуре Артузове

Сообщение Стефан » 28 окт 2011 11:44

Где скачать или купить эту книжечку можно?
Стефан
 
Сообщения: 66
Зарегистрирован: 13 сен 2010 10:37

Re: Об Артуре Артузове

Сообщение Моргенштерн » 28 окт 2011 13:07

купить - уже нигде.
Я ее вчера вечером дооцифрил и на пару сайтов разослал. Если разместят - дам ссылки.
Моргенштерн
 
Сообщения: 3483
Зарегистрирован: 09 сен 2008 14:05
Откуда: Киев


Вернуться в Обсуждение текущих событий

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 38

cron
Not able to open ./cache/data_global.php